За моей спиной послышался шлепок, как будто на пол упал округлый предмет. Я не обернулся. Яблоко так и пролежало оставшиеся уроки возле правой ноги Сэтору. Никто не рискнул его поднять.
Мне же в это время пришлось поднапрячь мозги. Было о чем подумать. Если Сэтору не соврал, что он пока не нашел убийцу своего отца, то тогда… Откуда взялась записка?
И если чуть поднапрячь память, то можно вспомнить, что иероглифы на бумажной лягушке были выполнены каллиграфическим почерком, а иероглифы Сэтору напротив, обладали резкостью и грубостью линий, как будто он писал не ручкой по тетрадному листу, а наносил удары мечом по телу врага.
И если рассматривать кандидаты в убийцы отца, то я должен был бы встать в первых рядах… Или он не верит, что после полученных ран на Черном Кумитэ, я смог добраться ещё и до его отца? Сэтору меня недооценивает? Непозволительная ошибка, которая привел к фатальному результату некоторых моих бывших коллег по ассасинскому цеху.
Как говорил майор Слава Соколов, когда дрючил на очередной подготовке будущие боевые единицы: «Лучше перебздеть, чем недобздеть и обосраться!» Я так понимал, что он так переиначил афоризм незабвенного Козьмы Пруткова «Лучше перебдеть, чем недобдеть».
И я бдел. Я не расслаблялся. Старался не выпускать из периметра бокового зрения Сэтору, но тот продолжал пялиться перед собой. После предпоследнего урока он встал, собрал свои вещи и ушел. Даже не оглянулся на меня. Я видел в окно, как он сел на заднее сиденье черного «Мерседеса», после чего тот унес нового оябуна от школьных ворот.
Зачем он приходил на уроки, если даже не открывал учебники? На вызовы не откликался, на друзей не обращал внимания, просто сидел и пялился перед собой. Если он новый оябун Хино-хеби-кай, то вряд ли ему понадобится обучение в дальнейшем… Так много вопросов и на всех них требовалось найти ответ прежде, чем мы скрестим с ним мечи. Или ножи. Или…
Точно! Тораноаши-кай хвастались топориками! Значит, следующий удар по Хино-хеби-кай нужно будет нанести именно такими орудиями убийства. Что же, я поставил себе галочку на будущее, что нужно обзавестись подобным томагавком для пущего разжигания войны между двумя группировками.
Последним уроком у нас была физкультура, где я честно отбегал, отпрыгал, отприседал и отподтягивался положенную норму. Всё это время старался не думать о том, что будет после занятий физкультурой. Был обычным учеником… хотя и ловил несколько раз взгляд учительницы физкультуры.
После душа я оторвался от ребят из своего класса и вошел в опустевший физкультурный зал. Когда его пространство не оглашали крики, шарканье ног, стук мячей по деревянному настилу, то он казался огромным и пустым, как трюм танкера перед закачкой нефти. Пара баскетбольных мячей валялась на полу возле стены. Я поднял один и начал чеканить по полу.
Тумм-тумм-тумм!
Удары в пустом зале звучали особенно четко. Они походили на стук сердца великана.
Тумм-тумм-тумм!
Я скрипнул подошвами кроссовок и направился к одному из баскетбольных щитов. Нечто завораживающее было в этом одиноком походе. Как будто я шел на бой и одним броском должен поразить цель.
Тумм-тумм-тумм!
Остановился на штрафной линии, ударил в последний раз, после этого подпрыгнул и движением кисти послал мяч. Он два раза повернулся вокруг своей оси и вошел точно в кольцо. Даже не дотронулся до металлических ребер.
Позади раздались легкие хлопки аплодисментов. Возле двери в спортзал стояла учительница физкультуры и с легкой улыбкой наблюдала за мной.
Я дурашливо поклонился в духе испанского тореро, только что поразившего андалузского быка.
— Неплохой бросок, господин Такаги, — сказала Минори.
— Спасибо, но это было неподвижное кольцо. Поразить его гораздо легче, чем то, которое двигается, — с намеком на прелюдию ответил я.
— Думаю, что ни с одним, ни с другим у вас проблем не возникает, — чуть склонила голову на плечо Минори Икэда.
— А мы можем проверить это прямо сейчас…
Я двинулся легкими шагами в сторону учительницы физкультуры. Она опустила голову при моем приближении.
— Вряд ли нам удастся, — вздохнула Минори. — Я позвала вас для беседы, а не для…
Вот так раз. А я уже настроился на секс. Что не так-то? Или придется уламывать?
— Я готов и побеседовать, — сказал я тем не менее, не выдавая лицом даже толики разочарования.
— Видите ли в чем дело, господин Такаги… Я даже не знаю, как это сказать… — учительница теребила край спортивной кофты.
— Говорите, как есть. Рубите с плеча — так будет легче.
— Честно, я не знаю, как начать. В общем, в тот раз была очень большая ошибка. Я не знаю, что на меня нашло, почему я так поступила, но… Нам не следует такого повторять. Это неправильно. Вы ученик, я учительница…
Всё это время Минори не поднимала глаз. И в тоже время, я заметил, как убыстрилось её дыхание, когда чуть качнул тазом. Качнул нечаянно, а вот когда уже сделал это специально, то Минори как будто даже прерывисто вздохнула.
Ага, так всё-таки это продолжение игры в скромность. Что же, я тоже могу в неё поиграть. Только вчера изображал печального мальчишку, так почему бы снова не залезть в этот костюм? И вместе с тем, я прочувствовал нить манипуляции. Минори делает акцент на неправильности, что же, я перехвачу эту нить:
— Да, вы правы. Я недостоин вас… У ваших ног должны лежать аристократы, богатеи, а не обычный нищий хинин. Да, наша встреча была ошибкой…
На этот раз я заставил её поднять глаза. Она удивленно уставилась на меня. Конечно, она же не это имела в виду, но зато я не хотел упускать инициативу:
— Ваша правда, госпожа Икэда, я должен знать своё место. Каждый сверчок знай свой шесток… Мне так часто на него указывали, а я этому сопротивлялся, думал, что кастовая неприязнь в прошлом, а теперь и вы…
Сыграно жестко, но если планируешь добиться результата, то надо показать, что в манипулятивной игре ты стоишь на голову выше. Госпожа Икэда вспыхнула:
— Я вовсе не про это говорила, Такаги…
— Конечно, все женщины говорят не про это… И вообще, вам от мужчин только одно и нужно — поматросили и бросили. Я думал, что у нас с вами… у меня вообще-то чувства… А вы…
После такой пылкой речи я уселся на пол и уткнулся лбом в скрещенные руки. Вываленная на учительницу информация должна сейчас разрывать её грудь от противоречий. С одной стороны она не хотела показаться жестокой, с другой стороны — вовсе не зависящей от предубеждений, с третьей в ней должна взыграть жалость. Я постарался вызвать океан чувств, чтобы потом секс стал более острым, более эмоционально насыщенным. Что он будет — я уже не сомневался. Осталось только чуть-чуть додавить женщину. Показать, кто здесь господин, а кто его послушная наложница. А то ишь ты — вздумала играть со мной… А у меня и так уже нервы измучены «Нарзаном»…
Моей головы коснулась рука госпожи Икэда. Твердые пальцы погладили по макушке.
— Такаги, я же не это хотела сказать…
— Я знаю, что вы хотели сказать, госпожа Икэда. Знаю и очень этим расстроен. После всего, что между нами было, после тех ласк и поцелуев, после бурного секса… Я столько времени представлял нашу встречу, как я сожму вашу грудь, как вопьюсь губами в набухшую ягодку… Как окажусь между ваших ножек и…
Макушкой я ощутил, как вздрогнула ладонь учительницы. Её пальцы сжались на моих волосах, но тут же отпустили прядь. Что же, пришло время действовать, это было как сигнал, а я не мог не послушаться сигнала.
За один миг я вскочил на ноги и оказался лицом к лицу с Минори. Она даже расширила глаза, не ожидая от обиженного мальчишки такой прыти. Я улыбнулся и тут же впился губами в её губы. Руками же заключил в крепкие объятия, чтобы не дать отстраниться. Как раз вовремя, Минори собралась было отшатнуться, но не тут-то было. Я вовсе не собирался так легко упускать свою добычу…
Губы Минори сначала были жесткими, напрягшимися. Она не отвечала на поцелуй, но потом я почувствовал, что под моим напором губы становятся мягче. У меня получилось проскользнуть языком в сомкнутые уста, и я почувствовал, как кончик моего языка наткнулся на её кончик.