— И всё равно, каким-то от тебя плохим запахом несло, — безапелляционно заметил Киоси. — Ты же знаешь, что нюх оборотней гораздо тоньше человеческого?
— Знаю, завидую, но помочь ничем не могу. Я всё рассказал. О, а вот на горизонте и сэнсэй показался. Сейчас снова ругаться будет…
— Если что, то падай и закрывай уши. Он по ушам очень больно колотит.
— Опытный?
— Уже не раз, — потер уши Киоси.
— Тогда давай уберемся, от греха подальше.
Киоси не нужно было два раза упрашивать. Он метнулся легкой тенью в сторону своей палатки, а я снял обувь и долетел до своей комнаты. Через десять секунд я уже мерно дышал под одеялом и старательно изображал спящего.
Не помогло. На входе послышалось шебаршение, когда старый сэнсэй снимал свои тапочки, а через полминуты его фигура обрисовалась в дверном проеме.
— В общем, Тень, дело с полицейскими будет замято. Офицер без фуражки принял твои заочные извинения. А вот с Ицуми… С ним всё сложнее. Он закрылся в своей резиденции, и дозвониться до него не получилось. Мизуки дала задание своим подручным выйти на него и внести ясность в ваш конфликт. Надеюсь, что получится его разрешить с минимальными жертвами. Сейчас же не высовывайся и веди себя ниже травы, тише воды.
— В класс обратно вернулся Сэтору Мацуда…
— Плохо. Это плохо. Похоже, что он намерен додавить тебя психологически.
— А ещё я записку-лягушку в кармане нашел. Там было написано, что он знает, кто убил его отца.
— А вот это ещё хуже. Значит, тебе нужно ожидать удара в любой момент. И ожидание смерти подчас гораздо хуже самой смерти. Знаешь, когда-то мне пришлось выбивать сведения из одного члена вражеского клана… Я знал, что его будет трудно сломать, что он не боится пыток и его дух тверд, как сталь катаны. И тогда я начал каждый день раскладывать перед врагом набор для пыток. Там было около полусотни всяких предметов. А он, привязанный к стулу, наблюдал за раскладыванием. Я выкладывал со смакованием, с блеском и верчением каждого предмета. В какой-то миг меня отвлекали телефонным звонком, после чего я собирал вещи и уходил. Уходил на пару часов, а потом возвращался, чтобы снова начать раскладывать инвентарь. Мне понадобилось всего три дня, чтобы сломать этого твердого человека. Он сломался не на пытках, а на приготовлениях к ним.
— Думаешь, это демонстративное появление Сэтору — всего лишь приготовление?
— Возможно. Не поддавайся этому. Не поддавайся, иначе рискуешь повторить участь того самого врага.
— Хорошо, сэнсэй, я понял тебя.
— Надеюсь, Тень. Надеюсь… — проговорил Норобу, а потом мягко отступил и скрылся в темноте дома.
Что же, я и сам собрался выйти из той феерии, куда меня погрузили глаза Шакко, чтобы не прохлопать очередной опасности. Перед внутренним взором снова промелькнул тот радужный свет, и я заставил свой разум перейти от восторженного завывания к холодному расчетливому состоянию. И так слишком много допустил ошибок, чтобы повторять их вновь.
А если это играли гормоны, то следовало их выплеснуть поскорее.
Днем ничего не случилось. То есть вообще ничего. Я дошел до школы и на меня не напали никакие ниндзя. Даже какой-нибудь захудалый камикадзе не сверзился с неба на торпеде. Я просто дошел до школы и там начал изображать обычного школьника.
Сэтору снова пришел на урок и сидел за своей партой мрачнее тучи. Он снова не смотрел на меня. Пялился в точку перед собой, как будто пытался прожечь взглядом парту и всё. На него смотрели, к нему обращались, но Сэтору снова пародировал статую.
Интересно, как вчера от него лягушка попала ко мне? Как же он смог так незаметно её подложить?
А чего я себя спрашиваю? Надо подойти, да и спросить его напрямую. Точно, возьму и подойду на большой перемене.
Правда, до перемены ещё следовало дожить, поэтому я ни на секунду не терял бдительности. Даже старался высмотреть какой-нибудь проблеск с крыш зданий напротив окон, если вдруг там затаился снайпер.
Никакого снайпера там не было. Единственными выстрелами, которые попали в меня, были взгляды подружки Кимико. И то, это были такие мимолетный пульки, что можно было не обращать на них внимания. Хотя, чтобы немножко позлить Кимико, я даже пару раз улыбнулся и подмигнул Мицуки. На что девушка тут же спрятала лицо в волосы. А вот на щеках Кимико расцвели красные маки раздражения.
Кацуми же как всегда подскочила ко мне на большой перемене с милой улыбкой и протянула бэнто. По установленной традиции я протянул ей своё бэнто в ответ. Она готовила сама, а я покупал на подходе к школе. Старался выбирать самое вкусное или самое полезное. Таким образом, меня подкармливала семья Утида, а подкармливал её молодую представительницу.
— Сегодня было очень вкусно и очень необычно, — подмигнул я Кацуми, когда умял её бэнто за считанные минуты.
— Да ну тебя, Изаму, ты каждый раз так говоришь, — шутливо шлепнула меня по плечу Кацуми.
— И каждый раз очень вкусно и очень необычно. Как тебе так удается? Сразу видно, что ты сама делаешь, с душой и сердцем, а не на слуг перекладываешь, чтобы потом на них ругаться, — пустил я шпильку в сторону Кимико. — У тебя умелые руки есть, а не только острый язык. Не то, что у некоторых…
Алые маки заалели с новой силой. Кимико вспыхнула и отвернулась к окну, недовольно засопев. А я получил очередную улыбку от Мицуки. Впрочем, на этот раз я не стал отвечать любезностью. Мой взгляд упал на мрачного Сэтору.
— Извини, Кацуми, я сейчас отойду. Вернусь чуть позже, — подмигнул я и сжал в ладони яблоко.
Сделав несколько шагов, я положил яблоко на парту Сэтору. Зеленый плод как раз пересек линию взгляда нового оябуна Хино-хеби-кай. Он медленно поднял на меня холодные глаза.
— Привет, Сэтору, — сказал я с легкой усмешкой. — Слышал, что тебе силы нужны для новых свершений. Вот, принес витамины. По-дружески…
Этим я хотел показать, что на хую вертел всю его психологическую атаку. Что знаю о новых особенностях и клал на его угрозы.
— Я. Не. Разрешал. Тебе. Подходить. Грязный. Хинин.
Вот именно так и падали полновесными плюхами слова Сэтору. Со стороны смотрелось так, как будто корова шла и оставляла лепехи, а он явно думал, что презрительно цедил каждое слово.
— А мне и не нужно разрешения, — дернул я губами. — Где хочу, там и брожу. Куда захочу, туда и захожу.
— Отойди. От. Моего. Стола.
Снова лепехи…
— Ладно, я оставляю тебя, господин Мацуда. Соболезную твоему горю, ведь недавно я сам едва чуть не потерял родителей.
На этот раз взгляд Сэтору стал не просто холодным, он стал колючим, как зазубренный осколок льда.
— Мне не до тебя сейчас, хинин. Как только я найду убийцу своего отца, то вернусь к его жизненной цели. Черное Кумитэ ещё не раз вспомнит твоё имя. Пока же живи, хинин…
Сэтору всё это время не спускал с меня глаз. Я тоже не отводил взгляда. Видел, как раздуваются крылья его носа, как чуть подрагивают короткие ресницы, как играют на щеках желваки. Всё это видел, но не заметил даже расширения зрачков. А ведь это могло послужить сигналом, что новый оябун лжет.
Более неопровержимый симптом потенциальной лжи — асимметричный сдвиг лица во время вербализации ненастоящих чувств. И его тоже не было. Что это за хрень? А это как раз тот самый момент, на котором можно поймать лжеца. Две половины лица в этом случае сильно отличаются друг от друга. Вот несколько «предательских» признаков: искривленные губы, один глаз становится больше другого, морщины на лбу располагаются асимметрично, одна половина лица выглядит более «слащаво» или грустно, чем другая. Такого рода реакции, длящиеся дольше пяти-семи секунд, указывают на фальшивые чувства, а значит, в некотором смысле — на ложь.
Но ничего этого у Сэтору не было, а значит… Он говорил правду?
— Даже несмотря на то, что мы враги, прими мои соболезнования по поводу смерти отца.
Я коротко поклонился и отошел. Это был больше жест вежливости, чем издевательство. Отец Сэтору был грозным противником, пришлось приложить немало усилий, чтобы вырвать родителей Изаму из его лап. И вместе с тем, он был противником, который требовал уничтожения. Ни капли не сожалею о проделанной работе.