— Кого вы ко мне послали? — постарался сделать голос дрожащим. — Извините, я не помню… Я ударился головой и… Вы главарь какой-то группировки?

Всё-таки я человек-овца, которого поставили перед человеком-львом. Вот только лев ещё не знает, что в овечьей шкуре затихарился матерый волчара…

— Заткнись! Не неси чушь! Ты удивлен? Ты в самом деле думаешь, что комиссар полиции не может быть главарем преступной группировки? Ха-ха, да ты не только упрям, но ещё и глуп, червяк!

А вот это плохо. Вот это очень плохо — такой информацией не станут делиться просто так. Обладающего такой информацией в будущем могут… Да нет, даже не могут, а обязаны убрать. Не должно касаться посторонних ушей знание о том, что бандформирование управляется одним из высокопоставленных чинов. Тем более, не должен знать тот, у кого детство в жопе играет.

Сейчас меня явно будут убивать… Вот скажут высокопарную речь, прослезятся от своей невъебенности, а потом проковыряют пулькой дырку между задорно раскинутых бровей. Чтобы не было шума, сделают это из пистолета с глушителем. И буду я лежать холодным трупиком возле кулера до самой ноченьки, пока не уменьшится людской поток. А уж там, под покровом ночной темноты…

Я даже сделал шаг по направлению к кулеру, но старший комиссар сделал несколько мудр и выбросил руку.

— Дьявольский шар!

В воздухе возле кулера зависла шаровая молния. Она потрескивала и выпускала короткие протуберанцы. Отставить ствол с глушителем — меня завалят электричеством. Тоже мало приятного…

— Даже не думай, ублюдок. Пока я с тобой не закончил говорить — даже не думай дергаться. Что? Думаешь, я не читаю по твоей наглой роже? А ещё эта мерзкая татуха… Вообще, зачем ты пошел в высшую школу? На хуя она тебе нужна, ничтожество? Копался бы в говне, как твои предки, и горя бы не знал. А сейчас…

Он повернул ко мне планшет. На экране монитора было видно строящееся здание. Съемка велась с дрона, потому как вряд ли какое другое устройство способно так просто скользить между колоннами и подниматься по незакрытой шахте лифта.

Камера показывала работающих людей в такой замызганной спецодежде, что казалось, будто там не было ткани — только грязь. Люди таскали кирпичи, мешки, мешали цементный раствор. На осунувшихся лицах была только безграничная усталость. Они провожали дрон пустыми глазами, но никто даже не подумал приблизиться к нему.

— Это ваш новый дом? — спросил я. — Большой…

— Заткнись и смотри, — процедил старший комиссар.

Я смотрел.

Дрон поднимался всё выше и выше. Наконец, он застыл на одной из лестничных площадок. В поле зрения камеры попали двое. Мужчина и женщина.

У меня кольнуло в груди. Я их не знал, но сердце почему-то убыстрило свой бег. Они мало чем отличались от других строителей. Такие же уставшие, грязные и…

Из-под слоя грязи были видны такие же как у меня татуировки на лице!

— Вижу, что узнал, — хохотнул Мацуда. — Смотри дальше, ничтожество!

Дрон приблизился к паре, делающей кирпичную кладку. Мужчина взглянул на летающую хрень пустыми глазами, потом вдруг улыбнулся. Он протянул руку к дрону, а тот подался вперед. Мужчина снял с летательного аппарата небольшой белый прямоугольник и показал его жене. Та взглянула, быстро-быстро заморгала, а потом по её грязному лицу пробежали две дорожки слез.

Мужчина улыбнулся гнилыми зубами и помахал в камеру. Обнял жену, а та уткнулась лицом в мужское плечо и начала мелко содрогаться. Заплакала…

Я увидел, что в его руке была зажата фотография Изаму. Моя фотография.

После этого трансляция закончилась. Я продолжал пялиться в потухший монитор.

Так вот они какие… мои родители. Азуми Такаги и Коичи Такаги… В глазах почему-то стало горячо-горячо.

Почему горячо? Ведь это же не мои родители, а Изаму. Почему же сердце бьется так часто, а воздуха не хватает?

В грудь ударил свернутый бумажный комок.

— Ты меня слышишь, червяк? — раздраженно спросил старший комиссар.

— А? Вы что-то говорили?

— Да ты никак оглох? Ладно, повторю ещё раз. Я знаю, что ты убил троих моих людей. И плевать бы на этих сволочей, но я бизнесмен. Для меня люди — это деньги. Если ты забрал у меня троих людей, то должен вернуть их стоимость. Иначе твои родители могут нечаянно оступиться и упасть в шахту лифта. Видал, какая она глубокая?

Я взглянул в глаза этого человека. Он улыбался.

— Что я должен сделать?

— Ты должен выиграть три боя на «Черном Кумитэ». Тогда ты вернешь мне сумму за троих людей и с твоими родителями ничего не случится.

— А со мной?

— Ты уйдешь из школы. Уйдешь из Токио. Вообще покинешь страну. Навсегда. Это моё предложение. И если ты хочешь остаться в живых, если беспокоишься о своих родителях, то ты его примешь.

— Хммм, я согласен, но что будет если я не выиграю?

Старший комиссар Мацуда пожал плечами, а после взмахнул рукой. Шаровая молния метнулась ко мне. Я едва успел присесть. Она сделала круг почета над головой, отчего волосы встали дыбом, а потом поплыла к комиссару. Он взял её в руку, подкинул, как детский мячик, и сжал в ладони. В стороны ударил небольшой заряд, взлетели бумаги, покачнулись информационные щиты.

— Вот что с тобой будет, ублюдок.

Я посмотрел в глаза комиссара. Сказал негромко, чтобы только Мацуда слышал:

— Я как-то говорил одну вещь… Ваш сын может это подтвердить. Я не хочу ни с кем воевать, я хочу лишь одного — чтобы меня оставили в покое. Но я не спущу никому оскорблений и издевательств, как над собой, так и над моими родителями. Я буду участвовать в вашем «Черном Кумитэ». И я прошу лишь об одном — оставьте родителей в покое. Они не заслужили такой участи…

Он посмотрел на меня красными, налитыми злостью глазами, а потом расхохотался. Также хохоча, он поднялся из-за стола и двинулся к выходу. Уже возле меня он повернулся и процедил:

— Первый бой состоится через две недели. Ты получишь сообщение на телефон… грязный хинин.

Я опустил голову и стоял так, пока на улице не хлопнула дверь полицейской машины. После этого я повернулся и побрел прочь.

Старался изо всех сил сдерживать улыбку…

Глава 13

— Такаги-сан! Подойди сюда, пожалуйста! — послышалось из дома сэнсэя Норобу.

Вот только не «Такаги-сан»! Я ведь всю правду рассказал и вышел, чтобы поздороваться с Хаяси. Мизуки была так озабочена после вызова сэнсэя Норобу, что даже не ответила на моё приветствие обычной улыбкой. Не назвала меня малышом.

А я чего? Я вообще ничего! Другие вон чего и им ничего, а я тогда чего? Даже оставил этим двоим телефон с записью нашего с комиссаром разговора. Не зря же я им махал в машине, когда спрашивал про звонок дедушке — функция диктофона помогла передать всю прелесть нашей беседы.

И чего теперь опять «Такаги-сан»? В чем я провинился?

— Я тут воздухом дышу! — отозвался в ответ, уже прикидывая, в какую сторону лучше делать ноги.

— Ты подышишь им позже, за это время он не испортится. Тебе даже покажется, что он стал чище! — не унимался сэнсэй.

Я стоял на вечерней улице, на которую понемногу опускались сумерки. Фонари пока ещё не зажглись, но горящая реклама на домах становилась отчетливее. На другой стороне машины сложил руки на груди Хаяси. На моё приветствие он никак не ответил. Ну и ладно, мы не гордые. Мне просто был нужен повод выйти на улицу. Как оказалось — не напрасно.

На лице водителя Хаяси понемногу расцветала улыбка. Он тоже знал, что под такими словами скрывается получение порции звездюлей. Эх, вечер перестает быть томным.

— Да я лучше тут постою. Мне ещё за мороженым надо успеть сгонять, пока магазин не закрылся!

— За мороженым тебя потом Хаяси отвезет. Лучше подойди сюда сам!

Отогнутый средний палец правой руки Хаяси дал четкую оценку желанию ехать со мной куда бы то ни было. Этот жест далеко не мудра оммёдо. Я в ответ скорчил рожу и крикнул:

— Да я тут Хаяси помогаю свечи менять! Сейчас закончим и подойду!