И она заросла.

Взяла и… а в груди, Миха это слышал, дернулось и застучало, весело, бодро, возвращенное сердце.

Твою ж мать.

— Если отец узнает, — тихо произнес Джер, баюкая прокушенную руку. — Он его никогда не отпустит.

Ица лишь улыбнулся. В лунном свете зубы его казались черными. Это из-за крови. Жутковато выглядит.

— Значит, не узнает, — Миха потянул барончика. — Показывай рану.

— Нет, — Ица опустился подле старика и взял его за руку. — Другой. Ты — не выйти. Он — да.

— Почему?

Ица пожал тощими плечами.

— Он дал свою кровь. Боги приняли. Он их. Я их. Я говорить. Делать. Сила, — он сжал тощий кулачок. — Ты здесь. Не их. Я не делать силу.

— Все равно, — Джер потер руку, на которой остался след от зубов. — Отцу лучше не говорить. И… я не скажу. А вот он…

Старик захрипел и открыл глаза.

— Он тоже не скажет, — ласково произнес Миха, склоняясь над самым его лицом. — Если и вправду хочет жить.

Глава 38

Барон преставился к вечеру.

Он умер тихо в собственной постели. Тело обнаружила служанка и визг её разлетелся по замку. Вскоре на него отозвался колокол, глухие удары которого вызвали дрожь каменных стен. Завыли собаки, все разом, то ли почуяв смерть, то ли выражая недовольство колоколом. Вздрогнула госпожа Бригитта, выронив золоченую иглу. И та повисла на тонкой нити неоконченного гобелена.

— Это не я, — поспешно заметила Миара, которая так и не начала вышивку. — Холодно как.

Она поежилась.

И жених её поспешно вскочил, готовый служить.

— Холодно, — отозвался Винченцо, испытывая лишь одно желание — свернуть мальчишке шею.

И вправду было холодно. По дому будто ледяной ветер пронесся, вымывая все те крохи тепла, которые удалось сохранить в камне. Огонь в камине погас.

— Мой муж, — спокойно произнесла госпожа Бригитта, поднимаясь. — Ушел.

И ни у кого не возникло вопросов, куда он ушел.

— Мне надо взглянуть на тело, — Миара тоже встала. — Вин?

— С тобой.

— Госпожа, это неправильно! — попытался было сказать Даг, но замолчал, стоило Миаре вскинуть руку. В глазах его все еще жила безумная любовь.

А стало быть, перечить не посмеет.

Хорошо это?

Плохо?

Госпожа Бригитта подхватила полы темно-вишневого платья. Сегодня она выглядела не такой изможденной. То ли отвары помогли, то ли сила, которую Миара влила в хрупкое тело. Голову баронессы укрывал очередной рогатый чепец, с краев которого на лицо падала вуаль и три жемчужные нити.

Жемчуга обвивали шею, с каждой петлей спускаясь ниже. И самая последняя касалась колен женщины. Из одних рукавов выглядывали другие, узкие, щедро расшитые золотом и каменьями. Каменьями сияли и пальцы, словно она пыталась скрыть свою болезненную некрасивость за богатством.

Шла она неспешно, высоко подняв голову, видом всем показывая, что у замка новый хозяин. И слуги, коим случалось встретиться на пути, спешно склонялись, признавая её право.

У двери было людно.

— Отойдите, — сухо велела Бригитта, и стража расступилась, вновь же склоняясь пред госпожой. Именно пред нею, это Винченцо чуял, как чуял и недовольство самоназванного жениха, который был вынужден держаться позади мачехи.

Вот он стиснул кулаки.

И лицо его побелело. Мальчишка нервно кусал губы, но молчал.

Пока.

В комнате же пахло смертью. И ноздри Миары дернулись, она сделала глубокий вдох, вбирая сладкий этот аромат. Винченцо замутило.

— Мой муж? — Бригитта повернулась к мужчине, облаченном в цвета барона. И тот коснулся раскрытой ладонью груди.

— Боюсь, господин барон скончался, — в голосе его слышалась тень сомнения.

Да и взгляд, которым он одарил Винченцо явно показывал, кого именно он полагает виновным в этой смерти. А зря, к слову. Нет, Винченцо, конечно, не стал бы маяться совестью, но и убивать того, кто мог бы принести пользу, тоже.

— Сердце не выдержало, — с притворной скорбью произнесла Бригитта. — Он так её любил.

Она коснулась кружевным платочком глаза, вытирая несуществующую слезу. И исходила от нее не печаль, скорее уж мрачная удовлетворенность.

Не она ли?

— Позволите? — Миара сперва подошла к постели, а после уж поинтересовалась. Легким движением руки она откинула одеяло, после и вовсе стащила его на пол. — Надо же, как интересно…

— Госпожа? — рука человека, как же его зовут-то? — легла на рукоять клинка. Всем своим видом он выражал готовность немедля выставить наглых магов.

И вправду думает, что получится?

— Пускай. Невеста моего дорогого пасынка, — взгляд Бригитты был полон смирения и любви, на которую пасынок ответил скрежетом зубовным. — Весьма сведуща в медицине. И я хочу знать причину, по которой мой дорогой супруг оставил сей мир.

Она тихонько вздохнула.

— В конце концов, когда явится мой сын и наследник, — это слово она подчеркнула особо, не отказав себе в удовольствии впиться взглядом в лицо Дага, — он спросит меня, как умер его отец. И что я ему отвечу? И не в том ли состоит долг доброй жены, дабы сделать все для своего мужа в его жизни и смерти?

Миара фыркнула, но услышал её лишь Винченцо.

— Но госпожа… это ведь маги…

— Которым мой муж доверял всецело. И мне ли слабым разумом своим сомневаться в его знаниях и вере? Тем паче, что он самолично благословил брак, — она немного запнулась. — Жаль, что его придется отложить.

— Почему? — голос Дага сорвался на визг.

— Потому как не далее, чем вчера мы похоронили твою дор-р-рогую матушку, — терпеливо пояснила баронесса де Варрен. — А завтра состоятся похороны моего мужа. И будет честно сперва почтить его память, а потом уже предаваться веселью.

— Старая дура! — мальчишка-таки не выдержал. — Арвис, не слушай его! Я приказываю тебе повиноваться!

— Простите, господин, — Арвис вновь склонился, но этому поклону явно чего-то недоставало. Уважения? — Однако наследником был объявлен господин Джеррайя. И пока он отсутствует…

— Он и будет отсутствовать! Он не вернется уже! Неужели не понятно?

Миара разглядывала тело. Мертвый барон не производил впечатления. Всего лишь еще один покойник. Сколько Винченцо их видывал? Этот какой-то еще неряшливый, одутловатый.

— Его не травили, — тихо произнесла Миара.

— Я ваш господин! И я приказываю… приказываю…

— Это легко проверить, — госпожа Бригитта произнесла слова мягко. — Арвис, вы не откажетесь быть свидетелем?

— Буду счастлив.

— Господа…

— У него и вправду сердце не выдержало, — Миара отпустила руку, которая упала бессильно. — Странно. Хотя порой случается. Люди такие хрупкие.

В зале развернули траурные полотна. И белизна их резала глаз, заставляя морщиться. На фоне её особенно яркими казались гербы. Со щитов скалились крылатые львы, красные и зеленые гепарды, да змеи.

Неуютно.

Давит на уши тишина. Собаки и те притихли, словно и они чуяли грядущие перемены.

Госпожа Бригитта облачилась в траурное платье из белого атласа. И цвет ткани подчеркивал болезненную желтизну кожи. Алыми каплями крови горели бусины четок, которые баронесса держала в руках. Она перебирала эти бусины и смотрела исключительно перед собой.

Сюда, в зал, вынесли и тело.

Омытое.

Облаченное в доспех. Зерцало закрывало лицо барона, и сам он казался неожиданно грозным. Руки, перехваченные тонкими кожаными шнурами сжимали меч, причем явно боевой.

Старый.

— С ним мой муж сражался, — тихо произнесла баронесса.

В зале нашлось место и иным людям.

Стража.

И замковые слуги из чистых. Даже смерды, которые служили здесь, и те пришли и ныне жались к стенам. Они тряслись от страха и в то же время их снедало любопытство.

Дагу тоже дозволили переодеться.

Узкие кожаные штаны. Камиза с пышными рукавами, отделанными кружевом. И длинная котта, расшитая жемчугом. И ткань белая, яркая.

— Знаешь, — задумчиво произнесла Миара, которая не пожелала переоблачаться и теперь, в платье нежно-лазоревого цвета, выделялась средь прочих. — Он ведь готовился.