И штырь под ней.

И нити, от него исходящие. Теперь золотой свет расползался стремительно, зажигая один столп за другим. Что-то громыхнуло под землей, сперва раз, другой, словно пробуждаясь от долгого сна, а затем грохт сменился гулом, будто запустили там, под ногами, огромную турбину.

В воздухе разрасталась паутина золотых нитей.

И теперь, когда обрели они цвет и плотность, стало видно, что вся-то башня опутана этим золотом. И чем ближе к вершине, разглядеть которую не выходило, тем плотнее становился покров.

— Это… это красиво, — Миара запрокинула голову, правда, руки Ицы не выпустила. — Это… безумно красиво.

По щекам её поползли слезы, промывая дорожки в пыли. Она часто-часто заморгала, пытаясь удержать их. И Миха отвернулся.

Красиво.

Но вот что скрыто за этой красотой…

— Лежи, чтоб тебя! — голос Миары отвлек от созерцания башни, которая и сама наполнялась светом, прямо начиная с вершины. Медленно, словно вбирая, высасывая его из неба. То и прежде серое, вовсе сделалось черным.

Ица очнулась.

Она привстала, опершись на локоть, и тоже смотрела… смотрела неотрывно. А Миара тихо и душевно материлась, но не мешала, даже придержала за плечи.

Джер моргнул, возвращаясь.

Посмотрел на башню и сказал:

— Еще три часа сорок четыре минуты и тридцать… не важно, секунд.

— До чего?

— До завершения процесса расконсервации управляющего модуля, — сказал он и ущипнул себя за ухо. — Правда, я не очень понимаю, что это значит, но пока туда не пустят.

Первое кольцо начало окрашиваться тем же золотом, правда, полупрозрачным, светлым, едва ли не белым.

Три часа, стало быть.

Три часа и сорок четыре минуты… а потом что?

— Потом мы найдем сердце бога, — хриплым голосом произнесла Ица. И с такой уверенностью, что желающих возражать не нашлось. Тем паче, что она добавила. — Мы найдем сердце бога и он защитит мир…

Где-то там, за границей серого, падали и сгорали звезды.

Но…

Миха опустился на землю.

Сердце бога, мир… обождут. Пока у него есть целых три часа, чтобы просто отдохнуть.

Ерофей Трофимов

Спаситель

Глава 1

Миха

Впечатляло.

Нет, на самом деле впечатляло. Золотой свет, что расползался по нитям, шары, загоравшиеся один за другим, словно звезды, попавшие в сеть. Бархатное небо, такое вот рыхлое, позволяющее скорее ощутить, нежели увидеть вспышки света на той, другой стороне…

И ожидание.

Урчащий живот, несколько снижавший восторг и общий градус пафоса. А еще понимание, что эта долбаная башня высока. И всем тут очень повезет, если лифт найдется.

Рабочий.

А если нет?

— А я ногу натерла! — пожаловалась Миара, которой явно надоело просто сидеть.

— Дорогая, не разочаровывай меня, целитель, который натер себе ногу…

— Некомпетентен, знаю! — Миара остановилась и закатила глаза. — Но я и вправду натерла. Это… туфли неудобные! И вообще, меня всегда рабы носили! На паланкине!

Она огляделась, явно пытаясь отыскать рабов с паланкином, или хотя бы паланкин, который можно будет поставить на чьи-нибудь плечи.

Но не нашла.

Разве что зверюга Ицы дружелюбно оскалилась, намекая, что рабов заменять не собирается.

Миара вздохнула и стащила ботинок.

— А такими удобными казались… и вообще…

— Мы уже почти дошли, — ласково произнес Карраго и со вздохом опустился на корточки. — Показывай…

— Замуж я все равно не выйду!

— И не надо. Ты ногу показывай. И почему раньше молчала? Ты же целитель, понимаешь, что болезнь проще предотвратить, чем излечить… когда натирать начало?

Миха повернулся.

Миара вытянула ногу, и Карраго, склонившись к самой ступне, тыкал в нее пальцем.

— … это безответственно…

— Больно!

— Когда нога отвалится, будет еще больнее… воспаление началось. Ты почему…

Винченцо со вздохом вытянулся на земле, уставившись в небеса.

— Красиво… — произнес он.

— Красиво, — Миха согласился.

Только все же лифтам лучше работать, а то ведь подниматься можно еще пару дней. Или не пару… и не факт, что там вообще лестницы имеются.

Время.

Уходило.

У них. И у мира тоже. Там, внутри, что делать-то? Нет, в целом план понятен — найти это самое сердце бога и спасти мир.

— Ица, — окликнул Миха. Девчонка сидела на корточках, касаясь кончиками пальцев земли. Голову она запрокинула, и даже с виду поза её казалась на диво противоестественной. — Ица, а как это сердце выглядит-то?

— Как сердце, — она все же снизошла до ответа.

— Большое? Маленькое? Может, его вовсе вынести не получится, если очень большое.

Ица нахмурилась. Кажется, подобная мысль ей в голову не приходила. И еще больше нахмурилась. И вздохнула, признавая:

— Не знать.

Понятно. Опять искать то, что… что-то там.

— Ладно, на месте разберемся, — Миха тоже вытянулся на траве. А что, не расстраивать же ребенка невыполнимостью миссии… и гибелью мира. — Расскажи. Что знаешь… что за бог и вообще…

— Давно. Мама говорить. Рассказать. Слова…

— Я переведу, — пообещал Винченцо, садясь. — Если не утратил пока способности понимать.

— Духи добрый к ты.

— А то…

Ица кивнула и заговорила. Странный язык, то певучий, текучий, то вдруг обрывается чередой хриплых звуков, рычащих, никак не увязывающихся с тем, с певучим. Точно язык этот был создан из двух.

Или трех?

Могло бы?

Почему нет. Если есть искусственные люди — а Миха живое тому доказательство — то почему бы не возникнуть искусственным языкам. Там, в древности?

— Она говорит, что… ей рассказывала её матушка.

— Это мы поняли… ай, не тыкай! Больно же!

— А ты будь воспитанной девочкой и не перебивай брата, — наставительно произнес Карраго. — Я очень люблю сказки…

— Вот выйду за тебя замуж и начну рассказывать. Каждый вечер… о том, что голова болит…

— Я целитель, дорогая. У моей жены голова болеть не будет.

Миха подавил вздох и желание сказать всем, чтоб заткнулись. С другой стороны… это стресс. Банальный обыкновенный, когда все на грани, когда шли-шли и вот вроде бы дошли, и почти уже получилось. И не надо жилы рвать. Почти. А можно расслабиться и выплеснуть этот самый стресс ворчанием.

— Её мать относилась к особому… народу? Группе людей скорее… да, так точнее будет. Извините, перевод не всегда дословен. Как бы то ни было, они полагали себя избранными.

И снова ничего нового. С людьми случается проклятье избранности.

— И хранителями древней крови. Точнее эту кровь восстанавливали. Собирали. Кровь и… части тела? Ты уверена?

Ица кивнула.

И заговорила быстрее. Звуки снова сменились, и теперь в речи её появилось много шипящих. А еще она трогала лицо…

— Некогда народ Белой цапли вернулся из-за моря, куда ушел во время первой гибели мира.

— А их было несколько? — Карраго выпустил одну ногу и взялся за другую. Ботинок снимал сам и довольно-таки бережно.

Ица замолчала.

И кивнула.

Снова заговорила, загнув палец.

— В первый раз огонь низринулся в моря. И моря вышли из берегов, покрыв все земли… до самых горных вершин. Во второй раз пришла тьма и выпила весь жар, и мир сковали льды… и когда истаяли они силой богов, то боги сотворили тех, кто станет мир хранить. Они устали возвращать в него жизнь.

И Миха в чем-то богов этих понимал. Работаешь, стараешься, а потом раз и армагеддон все рушит.

— Тогда и появились люди. Разные. И боги расселили их по миру. Но потом… ага, она точно не помнит, потому что там все путаное, но вроде бы на мир излился огонь, и люди почти погибли. Боги опечалились, что люди слабы и дали им щит, чтобы заслоняться от гнева небес. Но оказалось, что люди слишком слабы. Что не может человек держать божественный щит. Тогда боги поделились своей кровью. И родился тот, кто был богом, но жил среди людей. И пока он рос, никто не знал, что он бог.