— Босс, ты должен сегодня вернуться…

— Я вернусь, — с железобетонной уверенностью ответил я.

— Да, ты же мне обещал разобраться с Хаганеноцуме. Но почему-то всё время откладываешь…

Я резко развернулся и схватил Киоси за плечи. Вперил в него взгляд так, словно собирался через глаза разглядеть цвет печени. Малыш-тануки побледнел, но не отвел глаза. Игра в гляделки продолжалась около минуты, после чего Киоси моргнул.

Тоже моргнул пару раз. Всё-таки психологическое воспитание — это не мой конек. Но после произнес:

— Если обещал, то выполню. Обещал повесить полочку на следующей неделе — повешу! И не надо каждые полгода напоминать об этом…

Губы Киоси дрогнули, после чего растянулись в улыбке:

— Я верю тебе, босс, и… И желаю удачи!

— Хорошие оценки из школы будут лучшими пожеланиями удачи, Киоси. Собирайся на уроки и знай… — тут надо было произнести что-то мудрое и возвышенное, поэтому я попытался вспомнить, о чем там говорил сэнсэй. — Знай, что сегодня хороший день чтобы напоить клинок звездой смерти.

Киоси на несколько мгновений завис, похлопал глазами, а потом спросил:

— Босс, ты хоть сам понял, что сказал?

— Не, но эту херню мне сэнсэй поведал, — я почувствовал, как краснеют щеки.

Против такого аргумента Киоси ничего не мог возразить. Он молча кивнул и пошел собираться в школу. Сдается мне, что попроси его прыгнуть с небоскреба и предоставь в качестве обоснуя слова «так сэнсэй сказал», то прыгнет без раздумий. Слишком велик авторитет Норобу, чтобы усомниться в его словах.

Я же привел себя в порядок и тоже поспешил на занятия. «Старая гвардия» всё ещё отсыпалась. Им нужны были силы для ночного бдения. Если что-то пойдет не так, то с поля боя может не вернуться не только белобрысый хинин. Но они не могли отказать Норобу — дружба для этих людей была не просто красивым словом. У меня таких друзей в прошлой жизни не было, поэтому я и завидовал сэнсэю белой завистью…

В школу почему-то сегодня не пришла Кацуми. Ещё и Исаи не пришел. Это не могло не насторожить. Если общаешься с жестоким и бесчестным человеком, то всегда ждешь какой-то подляны. Вот и сейчас, когда я увидел два пустующих места, то внутри пробежал холодок. И это у меня? У убийцы, которому чужды человеческие страсти? Хотя, вряд ли и в прошлой жизни я сумел бы отвернуться от опасности, которая подстерегала бы моих друзей.

Возможно, именно поэтому я никого и не допускал в круг друзей, ограничиваясь только знакомыми. А знакомые как приходят в нашу жизнь, так и покидают её, не оставляя в душе почти никаких следов. Следы оставляют любимые и друзья…

Замкнутый круг — я завидую Норобу потому, что у меня не было таких друзей, и не подпускал никого из возможных друзей близко, чтобы потом не испытывать горечь утраты.

Твою дивизию! А ну, соберись, Игорь Смельцов! Нечего нюни распускать! Ты знаешь, что делать, поэтому делай!

Я с трудом дождался звонка на перемену и связался с Джуном Танаки. Он мне ещё в день похорон Акиры отписался, что мою просьбу выполнил. Причем выполнил так, что едва не огреб люлей от раздраженной Кацуми. Мешался, путался под ногами и лез со всякой чепухой, но не оставлял Исаи наедине с девушкой.

— Привет! Не видел Кацуми? — написал я сообщение.

— Привет. Сегодня не видел. Видел вчера, как они с Исаи уходили после школы. Прости, но я ничего не мог сделать — Кацуми пообещала мне устроить очень большие проблемы, если я снова буду преследовать их. А ты куда пропадаешь после первых уроков?

— Всё по делам, да по делам. Как успехи у Аяки? Справляется с новой должностью?

— Всё норм. Пока входит в курс дела. Готов рассказать, что ты задумал?

— Завтра, Джун. Расскажу всё завтра.

На этом я отключился. Мда, ситуевина. Вчера смылся пораньше, а Кацуми ушла с Исаи. Дух комиссара явно сделал это неспроста. Нет, я не сомневался в благопристойности Кацуми — не такая это девчонка, чтобы вот так вот просто раздвинуть ноги после сочувствия. Да и уровень боевых искусств позволял ей в случае чего отбиться даже от Исаи.

Но вот заныло что-то глубоко внутри, как будто там поселился неугомонный комар, который своим нудным жужжанием задумал свести меня с ума. И это понемногу начинало выводить из состояния бодрости и душевного равновесия.

Я набрал номер Кацуми. Пусть мы и были в ссоре, но если я сейчас услышу её голос, то попрошу прощения. Либо просто скажу, что ошибся номером. Либо…

Гудки из коробочки телефона словно издевательски напевали: «Ло-о-о-ох! Ло-о-о-ох! Ло-о-о-ох!» И продолжали обзываться так до тех пор, пока механический вежливый голос не сказал, что абонент сейчас вообще не абонент.

Абонент не абонент…

Это плохо. Искать телефон родителей и узнавать у них — поднимать лишний шум и тревожить родных. Тоже не вариант. Тем более расстраивать их после похорон Акиры не годится от слова «совсем».

Если Кацуми просто обиделась на меня и не берет трубку, то как я буду выглядеть в глазах родных? Дурачком каким-то?

Дурачком выглядеть не хотелось. Оставался последний вариант, поэтому я выдохнул и написал Исаи:

— У нас всё в силе? Не зассал?

Он ответил через несколько секунд:

— Всё в силе. Тебя ещё ждёт сюрприз, уёбок. Готовься! И да, у твоей подружки очень мягкие губки…

Понятно. Значит, Кацуми у него.

Я снова глубоко вдохнул и заставил себя разжать ладонь, в которой тоненько хрустнул телефон. Вот поэтому я раньше и не заводил друзей… Не только я нащупал уязвимое место в обороне комиссара, он тоже смог просчитать меня.

Сердце начало биться сильнее, кровь ударила в виски.

Зараза! Какой же он всё-таки гандон…

Я ушел из школы. Ушел тихо, чтобы не привлекать внимание. Потом наверстаю упущенное, а сейчас… Сейчас мне было не до учебы.

Додзё «Оммёдо Кудо» встретило меня молчанием. Я поклонился духу додзё, разулся и прошел внутрь. Маты чуть шуршали под босыми ногами. Пройдя в центр, я уселся в позу «лотоса». В любимую позу сэнсэя.

Зачем я это сделал? Да хрен его знает. Мне нужно было обрести душевное спокойствие, поэтому я и сделал так. Сел, чтобы помедитировать.

Вдали прозвенел звонок, собирающий детей на урок. За дверью додзё стихли детские голоса. Я погрузился в тишину и самосозерцание. Пытался представить себя на берегу озера или на цветущем лугу, но ничего не получалось. Медитация не приходила — адреналин гулял по телу и требовал выхода. В голове сменялись картинки Кацуми одна за другой, и не все эти картинки были благопристойного характера.

С закрытыми глазами я сидел около десяти минут. Тишина давила на уши, нарушаемая только сипом дыхания и стуком сердца. Справиться с собой не получалось. Тело продолжало гнать адреналин.

— Ну и хрен ли ты тут расселся? — послышался негромкий голос.

Говорили как будто из трубы. Я распахнул глаза и огляделся по сторонам. В додзё я был один. Даже ветерок из приоткрытой двери убежал искать более интересные занятия. Пылинки плыли в солнечных лучах осколками искр, чтобы тут же пропасть, как только покидали освещенную зону.

— Ты кто? — спросил я в ответ.

— Фудзияма в пальто. Ты сам знаешь ответ, — ответил голос.

— Акира?

— Вообще-то я спросил, хрен ли ты тут расселся?

Мне показалось или в голосе в самом деле послышалось раздражение?

— Я тут пытаюсь помедитировать и успокоиться.

— И как?

— Не получается, — со вздохом произнес я.

— Ты должен научиться владеть своими чувствами и эмоциями. Как палочками-хаси или как шваброй. Горячая голова не принесет успеха, если не подкреплена холодным расчетом.

— Тяжеловато это…

— Воину и не должно быть легко. Воин вступает на кровавый путь боли для того, чтобы тем, кого он защищает, жилось легче. Это великое самопожертвование во имя другого человека и называется доблесть воина. Воин следует пути чести, но должен знать, что эта дорога всегда ведет к смерти.

— Я знаю, но…

— Никаких «но». У воина не должно быть сомнений. Воин борется против зла и всегда защищает свой дом. Защищает своих родных и близких. Только так и никак иначе! Ярость, страх, разочарование, обида, боль — всё это должно уйти прочь, когда воин выходит на бой. Есть только противник и он должен умереть. Либо сам воин должен пасть от руки врага. И это тоже великая честь!