- Да.

- А он… не станет, как тот? Ну, который… жуть. Видала, какие у него зубы?

- Нет. Кровь корова. Или бык. Кровь – хорошо. Силы много.

Ну да, силы пригодятся. Собственных Винченцо только и хватило, чтобы до комнат добраться. А ведь и то не сам, принесли, в кровать уложили, он, кажется, и отключился.

Снова.

Плохо.

Даже не так – дерьмово. Его сейчас не то, что маг, его сейчас обычный человек убить способен. Положит подушку на лицо и…

Винченцо пошевелил пальцами, убеждаясь, что руки работают, а значит, с подушкой на лице он как-нибудь справится. Или попытается хотя бы.

- Еще мед. Молоко.

В животе заурчало.

И Винченцо открыл глаза, чтобы нос к носу столкнуться с девочкой. Та руку убрала и важно ответила:

- Живой.

- Не уверен, - пробормотал Винченцо, пытаясь сообразить, хватит ли у него сил подняться или нет. Но мальчишка-барон подал руку, и сесть получилось.

Головокружение, к слову, тоже прошло довольно быстро.

А вот голод…

- На, - Ица сползла с кровати, чтобы принести кубок. – Оставить. Твой сестра. Дура. И злая.

- Да, она тебя тоже любит.

От содержимого кубка пахло травами, да и от горечи свело горло. Но Винченцо допил до последней капли. Легче? Смотря с чем сравнивать. Но… встать он встанет, если обопрется на узкое плечо.

- Спасибо, - странно это, благодарить кого-то.

Но почему бы и нет?

- А…

- Ушла, - ответил мальчишка и нахмурился. – Тут… неладно.

А когда оно было ладно? Но Винченцо просто кивнул. Огляделся.

- Рабов я отослал. Что-то… не верю я им, - мальчишка же помог опуститься в кресло. – Там пара наемников. Оставили. В собственном замке чувствую себя… не знаю.

- Пленником?

- Да нет, не то, чтобы, просто… вроде я здесь барон и главный, а скажи кому, так смотрят, как на дурака.

Ица склонилась над столом и обнюхала хлеб, что уже успел подсохнуть, сковырнув кусок козьего сыра, отправила его в рот и зажмурилась.

- Да нет, кто рискнет отравить мага? – Джер, кажется, даже обиделся.

- Тот, кто считает, что маг и без того болен, - ответил Винченцо и встряхнул рукой. – Но отравы и вправду нет. Во всяком случае такой, которую можно определить.

- Магия?

- В своем роде. Амулет, - Винченцо поднял руку, чтобы стало видно запястье. Амулет был невзрачным. Шерстяная нить и бусина, которая казалась стеклянной. – Миара делала. Давно. Сейчас у нее получше выходят.

- Тогда почему не поменяете? – Джер подтянул другое кресло и велел: - Садись.

Странно, но спорить Императрица мешеков не стала, забралась, причем с ногами.

- Ешь, - она указала на сыр. – Есть надо. Много. Быть здоровым. Сильным. Идти. Ждать…

- Ты говори на своем, я понимаю ведь, - Винченцо отломал кусок сыра. Может, и не кровь с медом, но оно и к лучшему. Сыр был кисловатым, с плотною желтою коркой, на котором местами ощущались мягкие пятна плесени. Но вкус она не портила, напротив, с хлебом – самое то.

Еще молока бы. Даже если без меда, все одно сойдет.

- Времени остается немного, - Ица слегка склонила голову. – Надо спешить.

- Куда идти ты хоть знаешь?

Чужой язык давался с трудом. Странный он. Будто во рту камни перекатываешь.

- Я не понимаю! – возмутился барон.

- Туда. Там… далеко, - она махнула рукой в стену. – Зовет. Я слышу. Тут.

Она накрыла живот руками.

- Это как-то связано с тем… с той вещью, которую ты подняла?

Кивок.

- Ключ.

- К чему?

- Я же говорила, - в голосе девочки проскальзывает раздражение. – К сердцу.

- Что такое это сердце?

- Я не понимаю! – Джер нахмурился.

- Скажи, - велела Ица. – Муж. Должен знать.

- Почему он? – уточнил Винченцо. – Ты ведь не могла не понимать… клятва, магия. Вы теперь связаны. А он… кто его примет? Там, у вас?

- Если он принесет сердце бога, то примут.

Все-таки она дитя. Странное. С безумным даром, который просто невозможно объяснить с точки зрения науки, но все равно дитя.

Влюбленное?

Нет, это не любовь. Винченцо знает, какова та на самом деле. И что ничего хорошего в любви нет. Но сейчас дело точно не в ней. А мальчишка, который начинает злится… он ведь тоже не понимает, во что ввязался.

- Я выбрать, - она указала на Джера. И говорила так, чтобы и он понимал. – Отец искать мужа. Выбирать. Он бы выбрать. Сильного. Как сам. И слабого.

- В каком смысле? – уточнил Джер. А для Винченцо все было ясно.

- Сильного, но не настолько, чтобы тот мог претендовать на трон?

- Да. Но тот не устоять. Тяжело.

- Твой муж все равно рискнул бы устроить заговор, потому что устоять перед такой возможностью тяжело?

Ица кивнула.

- Ешь. Отец нет. Другие. Каждый хотеть быть мой муж.

Джер заерзал, верно, намекая, что он не слишком-то рвется, хотя и не отказывается, раз уж на то пошло.

- А теперь у тебя есть муж?

- Да.

- Это им помешает?

- Нет. Они его убить. И я свобода.

Логично. Если девочка связана словом, это не значит, что её нельзя освободить от данного слова.

- Давным-давно, - она снова заговорила на мешекском. – Дед деда моего отца выбрал себе жен. Красивых. Сильных. И радовались те, кто привел дочерей к его двору.

Винченцо переводил.

- Но год выдался плохим. Случилась засуха. А потом пошли дожди. И шли десять дней по десять дней.

И стало быть все, что не высохло, сгнило.

- Начался голод. И люди молили богов о милости. Тогда-то Верховный Жрец поднялся на вершину пирамиды и там провел три дня и три ночи без еды и сна. А спустившись, сказал, что боги желают жертвы. Великой.

- А они и вправду людей в жертву приносят? – поинтересовался Джер.

- И вправду.

- А…

- Слушай.

- Тогда со всех земель к Благословенному городу пошли люди, чтобы отдать свою жизнь во спасение тех, кто останется. И поднимались они на пирамиду, и реки крови спускались к земле, дабы напоить её. А у ног грозного Тлалока, повелевающего дождями и тучами, высилась гора сердец. И вторая – у милосердной Чимальма, что дарует жизнь и держит в руках своих колосья. И каждому из Великих поклонились люди. Но не прекращался дождь.

Мальчишка слушал.

Внимательно.

Да и сам Винченцо тоже. Надо будет все-таки сделать записи, так… потом, когда пальцы смогут держать не только кубок.

Или хлеб.

Главное, не забывать жевать. И не подавиться ненароком.

- И тогда понял Император, что боги желают воистину великого дара. И отправил он всех жен своих, и наложниц…

- Вот… засранец! – возмутился Джер.

- Почему? – Ица прервала рассказ.

- Потому… ну как, если бы хотел дар принести, сам бы и пошел. А он жен отправил. И наложниц. И… неправильно это!

- Божественную кровь нельзя проливать на алтарь, - спокойно ответила Ица. – А с ними ушло его сердце. И когда в руках жреца забилось сердце последней из прекраснейших, тучи разошлись, и выглянуло солнце. Боги приняли жертву. И следующие годы были сытными. А Император не брал больше никого, ни в жены, ни в наложницы, ибо такова была его жертва.

Джер насупился, явно собираясь ответить что-то.

- Погоди, - а вот Винченцо нужно было уточнить один момент. – Это ведь не единственный случай?

Кивок.

- И его, - он указал на мальчишку. – Тоже принесут в жертву?

- Что?! – к подобному повороту Джер явно не был готов.

Снова кивок.

- Но… но почему?!

- Потому что очень удобный предлог, - пояснил Винченцо. - Убивать того, кого сама Императрица приняла как будущего мужа – это… скажем так, неосмотрительно. Мало ли, она ведь и обидится может, и обиду затаить.

Судя по тому, что Винченцо видел, обиды девочка таить умела.

- А вот объявить, что нужна великая жертва…

- Не поеду я туда, - Джер потер шею. – Как-то вот… не тянет, что ли.

- Сердце, - сказала Ица. – Сердце бога. Найти. Далеко. Там…

И снова рукой в сторону.

- Там болота, - Джер поглядел на стену и вздохнул. – Те самые, проклятые… на которых башня стоит.