Девочка задумалась.

- Там, - она махнула рукой куда-то влево.

- Карту, - сдержанно произнес Владыка копий. И карта была доставлена. Она легла на полу, и дитя, покинув трон, с интересом подошла к ней. Оглядела.

Двинулась кругом, то и дело останавливаясь.

Вот закрылись глаза. А рот наоборот приоткрылся, и меж губ выскользнул кончик языка, отчего вид у юной императрицы сделался на диво глупым.

Советники молчали.

Все так же пахло хлебом, а котята затеяли возню у подножия трона.

- Тут, - она присела и обеими ладонями накрыла край карты. – Тут море. Будет сильный ветер. И волна. Вот такая!

Она подняла руки над головой.

- И в море огонь родится. Кипеть станет.

Верховный накрыл больную руку здоровой. Кажется, усилия мага все же привели к тому, что рука стала заживать. Во всяком случае, болела она меньше, да и гной почти перестал сочиться. А в трещинах появилась тонкая розоватая кожица.

И это казалось хорошей приметой.

- А тут вода уйдет, - ручки переместились в глубь империи. – Земля заболеет. Сильно.

- Когда?

- Скоро. Ветер уже волнуется…

Проклятье.

Побережье. Там рыбацкие поселки. И небольшие городки, в которых идет торговля. Солеварни. И красильные мастерские. Верфи, на которых строят военные корабли, пусть даже строят и мало, но все же. Там принимают ладьи с юга и севера, с грузом драгоценных приправ, которые охотно меняют на золото и тонкие ткани. Железо. Пенька. Сало. Мед. Да мало ли чего найдется для обмена.

И рыба.

Рыба нужна.

Рыбу ловят сетями, коптят или, вымочив в морской воде, сушат на местном горячем солнце. Мелкою кормят рабов, ибо нет еды более дешевой. Её привозят беднякам, что обретаются в Благословенном городе, и раздают при храмах.

Крупную продают. Не важно… без рыбы будет плохо. Как и без жирных пахотных земель, накрытых маленькими ладошками.

Девочка поднялась с пыхтением и, оглядев всех вокруг, добавила.

- А потом придет смерть. Черная-черная. И заберет многих.

Она замолчала, сунув в рот косицу.

- Госпожа, - Верховный поклонился столь низко, как только мог. – Что мы можем сделать? Как спасти людей?

- Верните, - темные глаза уставились на него.

Сквозь него.

- Верните сердце бога. И тогда, быть может, все случится иначе.

Она покачнулась и коснулась носа. Из ноздри потянулась тонкая алая ниточка. И увидев её, Ксочитл всплеснула руками, бросилась к Императрице, чтобы подхватить на руки.

- Мага зови! – рявкнула она, отбросив всякое смирение. И стало понятно, что сильна в ней кровь, та же, что течет в жилах Владыки Копий. – Пусть тащит свои зелья. А вы…

Ледяной взгляд обвел собравшихся.

- Языки у вас тут длинные. Только и горазды, что болтать. Делом займитесь…

Она удалилась с девочкой на руках, и Верховный почувствовал, как к щекам поднимается кровь. И еще стыд, ибо и вправду день нынешний был потрачен на пустое.

Право слово, какая разница, какими цветами украшать путь к храму? И кому за кем идти в грядущем шествии? Верховный поморщился от стыда и опустился на место.

За магом пошлют.

Да и Ксочитл выглядела вполне способной позаботиться о девочке. Верховный же обвел взглядом Советников.

- Это просто ребенок, - первым нарушил молчание Таслок. – И она вполне может ошибиться.

- Или вовсе придумать это, - махнул рукой Арджи, прозванный Многоруким. – Дети горазды на выдумки.

И мысль эту, показавшуюся вдруг всем на диво удачной, подхватили, потащили, уверяя друг друга, что так оно и есть. И сами же, говорившие, чем дальше, тем сильнее верили, что дело именно в этом.

Детская придумка.

Разве можно воспринимать всерьез детские придумки?

Молчал Владыка копий, хмуро уставившись на карту. На ней яркой звездочкой алело пятно крови. И казалось оно недобрым знаком.

Молчал Хранитель Казны.

Молчал и Гароа, склонив седую голову на грудь. То ли придремал, то ли в раздумья погрузился. Он был стар. Столь стар, что многие вовсе полагали его бессмертным. Но не было ни одного Совета, который бы пропустил Гароа из рода Папоротника. Хотя и не очень понятно было, для чего он появлялся на них, если никогда-то не нарушал он безмятежного молчания, никогда-то не ввязывался в споры и уж тем более не пытался речей говорить.

Но вот дрогнули темные веки.

И шевельнулась рука, лежавшая на колене. И тотчас, повинуясь слабому этому движению, опустился на колени раб, подставляя крепкое плечо. Второй помог старику подняться.

- Хватит, - тихий голос его взрезал гам, словно нож. – Женщина права. Вы только и годны, что болтать. Стыдно.

Взгляд Гароа скользил по лицам, и люди замолкали.

Некоторые отворачивались.

Другие вспыхивали румянцем.

- Вам дано чудо. И возможность. А вы слишком заняты возней и дележкой тех крох власти, которыми обладаете. Вы слепы и бестолковы, - тяжелый посох стукнул о камни.

- Но…

- Мой род не столь могуч, как твой, Арджи Многорукий. И нет у нас тысяч мечей. И нет големов, которых ты так старательно скрываешь ото всех…

Арджи побледнел.

- Можно подумать, один лишь ты ведешь дела с магами, - пробурчал старик. – Гароа никогда не были ни сильны, ни богаты. Но у нас есть то, что утратили вы.

- Ты лжешь!

- Желаешь обвинить меня во лжи? – усмехнулся старик. – Полагаешь, я слишком стар, чтобы выдержать бой?

Арджи выпятил грудь.

Он-то, пребывавший в самом расцвете мужской силы, с малых лет учившийся обращаться с оружием, не сомневался в победе. Даже если найдется кто-то, кто встанет за Гароа.

- Может, и так. Я стар. Да и не были дети Папоротника бойцами. Никогда. За то и даровано нам право не поднимать меча, копья или иного оружия.

- Трусы.

- Хранители памяти, - поправил Гароа. – И тебе, мальчик мой, не стоит пытаться оскорбить меня. Ибо память тоже способна ранить.

- Словами?

- Слова бывают разными. Память… хранит купчую на твою матушку, которую после приняли в род Икуастли, и тот назвал её перед богами дочерью. Прежде чем выдать за твоего отца. А еще расписку о том, что отец твой выплатил старому Икуастли семь мер серебра, а еще подарил земли.

Арджи открыл было рот, но из горла вырвался лишь сип.

- Это наш дар, видеть сокрытое. И беречь его. Когда-то мы были нужны. И важны. Но после случилось так, что память… к ней редко обращаются во времена мира и покоя.

- Ложь! – Арджи схватился за меч.

- Хватит, - Владыка копий поднялся с места. – Не так уж важно, кто там и от кого рожден, если Благословенная не ошиблась. А она не ошиблась.

- Звезды покидают небо, - теперь Гароа стоял, опираясь обеими руками на посох. И лишь молчаливая тень раба возвышалась за его спиной. – Звезды покидают небо чаще, чем обычно. И они вновь становятся ярки.

- Звездопады случались и прежде, - подал голос Иманар, тоже поднимаясь с места. – Каждый год небеса плачут. Но их слезы не становились огнем.

- И не станут. Еще не скоро. Сперва море зарыдает. И земли, некогда богатые, станут мертвы, а иные, мертвые, породят тварей, коим нет названия. Скалы осыплются прахом, а болота породят туманы. И те понесут болезни, что заберут многих. Так все начиналось. А уж после, когда случатся голод и смерть, когда небеса преисполнятся боли человеческой и станут не в силах её удержать, тогда-то и прольется она огнем.

Гароа замолчал.

- Так было написано? – тихо уточнил Верховный.

- Род Папоротника хранит старые свитки, Верховный, - старик слегка склонился, и тень раба качнулась, готовая подхватить слишком легкое его тело. – И если будет угодно тебе, я велю сделать списки.

- Я отправлю жрецов.

Верховный подумал, что он сам должен был бы вспомнить.

А он не вспомнил.

Он… не знал?

Пожалуй.

Род Гароа. Старый. Незначительный. Ничтожный даже. О таких легко забыть.

Гароа опустился на свое место.

- Грядут плохие годы, - повторил он. – А если вы тут и дальше будете мериться славой предков, они станут еще более плохими.