И снова он не ощутил страха.
— Без боли, ладно? — попросил он тихо. — Ты же знаешь, я боюсь боли.
— Не ты один, — кивнула она.
— Значит, мы…
— Отправляемся к мешекам.
— У Ирграма наверняка есть вторая Печать.
— А еще у него есть малолетний сын, который серьезно болен. И отец обещал мою помощь. За верную службу.
Она наматывала локон на пальчик и вновь казалась задумчивой.
— Но дело в том, что я и сама могу помочь.
— Отец…
— Скоро уйдет. Совсем, — Миара глянула снизу вверх. — Он давно уже болен, но я снимала симптомы. А теперь, даже если он вдруг обратится к кому-нибудь, будет уже поздно.
— Ты его убила?
— Нет. Ты же знаешь, я не могу его убить. Но я вполне могу позволить ему умереть. Клятвы так несовершенны.
В темных глазах её мелькнула тень безумия. И Ульграх подумал, что в тот проклятый день барабаны услышал не он один.
— Власть Теона не столь велика, как ему хотелось бы думать. И ему определенно некоторое время будет не до нас. Он еще не готов принять власть и достаточно умен, чтобы понимать это. Теон займется союзниками и врагами в городе. И этого хватит, чтобы зацепиться. А дальше… сомневаюсь, что он захочет воевать. Это сложно, воевать с тем, кто находится на другом краю мира.
Ульграх потрогал шею.
Петля кровной клятвы ощущалась, но она словно бы была… мертва?
Или почти мертва. А вот барабаны гремели.
Миара же поднялась и, подойдя близко, заглянула в глаза:
— Ты со мной?
— Зачем я тебе?
— Затем, что ты сильнее Теона. Умнее. Осторожней. И еще ты меня любишь.
— Уверена?
— Конечно. Я ведь все помню, Вин. И ты тоже помнишь, — она ласково погладила по щеке и, когда Винченцо дернулся, сказала: — Не надо. Не такая я уж извращенка, как все думают. Это просто… просто я тоже устала быть одна. И в конце концов, ты же мой брат, правда?
Возразить было нечего.
Далеко уйти не получилось. Все-таки мальчишка оказался изрядно помят, да и рана в ноге, хотя и не гноилась, но и бодрости не прибавляла. Его хватило, чтобы выползти с острова, хромая и отчаянно матерясь, застрять в болоте. И там уже, через пару шагов, тихо осесть на тропу.
— Я… дальше не могу, — он мелко дрожал, а лицо сделалось белым, осунувшимся. — Что хочешь, но я дальше не могу!
Он всхлипнул и уставился на Миху прозрачными голубыми глазами.
— Больно?
— Не держит, — мальчишка закусил губу. — Я становлюсь, а она не держит.
И еще больно. Но в этом мальчишка не признается.
Миха вздохнул и огляделся. Вернуться на остров? И дальше-то что? Торчать там, пока не появится кто-то? И кто? И главное, с какой целью?
Нет, возвращаться нельзя.
Даже если повезет и никто не явится, из тех, кого Миха не будет рад видеть, остров этот нехороший. Вот как отошли чуток, так прямо и дышать стало легче.
— Господин, — жалобно простонал старик. — Обопритесь на меня, господин.
Мальчишка попытался встать, но со стоном опустился во мхи.
А ведь лихорадит.
Его били и крепко, хотя, надо полагать, умеючи, если он до сих пор жив. Но сами по себе ушибы малоприятны. Еще и рана. Стресс.
Миха покачал головой.
До ближайшего острова, на котором он сам провел предыдущую ночь, идти пару часов. Мальчишка точно не сможет. Бросить? Клятва же ж.
Чтоб её.
— Держись, — он подхватил паренька и закинул на плечо.
А с виду хрупкий тонкий, весу же — как в хорошем кабанчике. При мысли о кабанчике рот наполнился слюной, а в животе заурчало, напоминая, что подвиги подвигами, а обед по расписанию должен быть.
— Ничего, — проворчал Миха, поправляя мальчишку. — Дойдем.
И дошли ведь.
Нынешнее его тело оказалось весьма выносливым. Правда, не настолько, чтобы вовсе не чувствовать веса. Да еще и на болоте.
Но дошли.
И ступив на твердую землю, Миха принюхался. Нет, чужаками не пахло, как и костром. Все было, как вчера: клочок земли, в который корнями вцепились пара сосенок. Их ветви переплелись между собой, давая слабую тень. Под корнями поднималась трава. Чуть в стороне поднимался горб земли, из которого щупальцами торчали корни старого дерева. От дерева остался лишь пени и эти вот корни.
— Раздень его, — сказал Миха, сбросив парня на землю.
Тот выглядел неправильно тихим. А ощущался горячим. Да он же в отключке!
— Раздень и разотри.
— Господин, — старик выбирался на сушу на четвереньках. — Я сведущ в лекарских делах. И пусть многое отобрали, но кое-что я спрятал.
Дрожащей рукой старик вытащил откуда-то из лохмотьев стекляшку, которую с торжественным видом возложил на лоб паренька.
— Что это? — Миха оглянулся.
А Ица где?
Нет, вон, выбрался на сушу, отряхнулся, руками с одежды грязь попытался оттереть. Это зря. По болотам еще идти и идти.
— Это «Сердце Таи», — с гордым видом произнес старик, сложив руки на груди. А кто одежду мокрую с мальчишки снимать будет? — Оно дает телу силы, позволяя исцелить себя.
— Понятно, — Миха обошел парня по дуге. Кто эти магические штучки знает? — А вчера почему не исцелил?
Вряд ли из желания посмотреть, как Миха выкручиваться станет.
— К сожалению, тонкие вещи весьма чувствительны к остаточным проявлениям силы. Остров же принял на себя удар сотворенного пламени.
И снова руки сцепил.
Губы поджал. На парня уставился. А ведь не нравится ему Джер, пусть старик и величает его господином. Величать-то величает, а смотрит этак, с раздражением, которое бы скрыть, но он слишком устал.
— О пламени, — Миха почувствовал, как в штаны его вцепились.
Ица? Он потрепал мальчишку по темным волосам.
— Ты уцелел.
Старик поклонился.
— Почему?
— Так уж вышло, что в годы иные мы с отцом сего отрока были весьма близки, — он потер переносицу. — Матушка моя была удостоена великой чести. Её взяли в дом и определили в кормилицы тогда еще юному барону. А владетельный де Варрен был столь милостив, что разрешил и меня оставить.
И снова замолчал.
— Мы росли вместе. И вместе учились. Вместе оставили дом, ибо барон был третьим сыном, а стало быть, Богами был определен ему путь меча и славы.
Красиво говорит. И чуется, что правду.
— Многое мы повидали, и славу удалось стяжать. Но с нею и многие беды. Однако же в один из походов, память о которых греет мою душу, нам случилось побывать в месте, которое иначе, чем проклятым, я не назову.
Мальчишка на земле открыл глаза.
Пустые.
И закрыл.
Он дернулся было, но старик, опустившись на корточки, удержал его голову.
— Мы взяли в том месте хорошую добычу, однако вместе с тем многих оставили на пути, что туда, что обратно. И смерти эти были столь ужасны, что мой друг и господин решил сберечь меня. Он лично врезал в мое тело Слезу неба из числа взятых в том храме.
Он осекся, понимая, что сболтнул лишнего и уставился на Миху. Миха пожал плечами. Храм? Пусть себе. Шаманам вот храмы вовсе не нужны.
— Это была чистая Слеза, полная первозданной силы. Она многажды спасала меня. И барона.
— Но не мальчишку.
— У барона девять сыновей.
То есть, если один вдруг домой не вернется, папочка сильно не расстроится. С другой стороны, мага он ведь послал. И выкуп.
— Будьте любезны, возьмите его за ноги, — попросил старик, и Миха подчинился. Дрожь, сотрясавшая мальчишку, усилилась, перерождаясь в конвульсии.
— На самом деле барон не жесток. И любит своих детей. Но в тот день, когда вернулись мы в Паллес, нас ждало письмо. Случилась беда. Мор прошел по землям баронства, забрав многих людей. И он был столь велик, что даже маги не сразу сумели справиться с ним. Ушли и отец, и старшие братья, мать, сестры. А еще многие вассалы и просто люди. Богатый некогда край превратился в пустыню. Барону многое пришлось сделать, дабы вернуть жизнь на эти земли.
И военная добыча пошла на восстановление сельского хозяйства.
Что ж, вполне себе вариант.