— В своих силах мы больше, чем уверены, — проговорил я. — Однако, эти условия… Почему они испытываются на курсантах, а не на опытных воинах?
— На самом деле должен признаться, что наши костюмы уже испытывали опытные воины. И они показали, что компания Окамото не зря коптит небо, — проговорил Сейташи Окамото. — Но тогда было разрешено оммёдо, а сейчас… Похоже, что сейчас решили совместить наблюдение за боевыми действиями в условиях полного отсутствия магии с военными играми. И да, мне тоже будет интересно понаблюдать за нашими костюмами. Мы учли все прошлые ошибки и довели костюмы если не до совершенства, то стали очень близко к нему.
— И к тому же мне звонил лично император и просил проследить за тем, чтобы наша группа курсантов не ударила в грязь лицом, — подхватил ректор Одзава.
— За моей дочерью будет смотреть лично император? — спросил Кенджи Утида.
— Да, международные военные игры будут освещаться на весь мир, — кивнул Одзава.
— Ох, а если я буду ненакрашенная? — спросила Шакко.
— Тогда мне придется сгореть со стыда, — покачал головой Малыш и приобнял невесту за плечи. — Чудачка, на тебе же будет лицевой щиток! Никто не увидит.
— Зато я буду знать, — буркнула Шакко в ответ.
— Ну что, дети, решать вам. Если вы согласны, то поднимите руки, — хмыкнул ректор Одзава.
Малыш и Шакко тут же подняли руки. Кацуми посмотрела на меня, а потом тоже подняла пальцы на уровень плеч.
— И всё равно мне это не нравится, — покачал я головой. — Чуйка у меня какая-то дурная…
— Да ладно, босс, мы же всех и без оммёдо сделаем! Чего нам бояться? Или ты опасаешься за Кацуми? Вон, даже она сама за себя не опасается, а ты…
Насмешливые взгляды Шакко и Малыша сыграли свою роль. Не хотелось подводить страну в такое время. Да и Окамото тоже не просто так давал нам свои костюмы — он явно рассчитывал на нашу победу. Получалось, что только мы с Норобу были против. Двое против большинства…
И если я сейчас откажусь, то Япония не будет участвовать в играх. И наша с Кацуми свадьба, как и свадьба Малыша с Шакко, которые уже были назначены на определенный день после игр, тоже могут не состояться? Или состоятся, но без того флера, который планировался? Конечно, мне это не нравилось, но я всё-таки поднял руку.
По возвращении полковника Хамада мы ответили, что согласны. Сами же и защелкнули на запястьях браслеты.
Дальше последовали прощания, путь на отдельно стоящий самолет и погрузка. Мы тронулись, оторвались от асфальта и полетели. Долго летели. Очень долго… Ещё и две пересадки за два дня сделали…
Наконец мы приземлились в аэропорту Кахулуи. Да, именно так было написано на фасаде здания.
— Ого, да мы на Гаити? Что же вы не сказали? — возмущенно проговорила Шакко. — Я бы купальник взяла…
— Он вам не понадобится, — проговорил полковник. — Перегружаемся в вертолеты и летим на место первого соревнования.
— А костюмы? — спросил я.
— Можете в вертолете переодеться, — буркнул полкан.
— Ну, там не вполне удобно, — проговорил Малыш. — Нам лучше надеть костюмы перед полетом, чтобы ничего не потерять.
— Десять минут достаточно? — спросил Хамада.
— Думаю, что и раньше управимся, — ответил я.
Управились за восемь. Дальше нас провезли автобусами до отдельно стоящей вертолетной площадки, откуда мы все вчетвером погрузились в небольшой вертолет. Винтокрылая птица после нашего проглатывания раскочегарила винты и вознеслась ввысь.
Так высоко поднялась, что погрузилась в облака. И сквозь эту пелену продолжила движение, словно скрываясь от каких-то других хищных птиц. Ещё одно похожее на нас винтокрылое создание мелькнуло чуть поодаль. Мелькнуло и пропало.
Вскоре вертолет окутал синеватый туман. Он словно заключил нас в голубую сферу, непроглядную, плотную. Я увидел сквозь синий туман летящих неподалеку соседей, далекая же Земля скрывалась в дымке.
С какой скоростью мы летели, что находилось под нами? Ветер не проходил сквозь тонкие стенки, вообще никакого потока воздуха не ощущалось. Зато этот синий туман не мешал дышать — он ничем не пах, и если бы не цвет волнистых завитков за стеклами иллюминаторов, то можно и не обращать внимания.
По внутреннему хронометру мы летели около получаса, когда под платформой из дымки возник контур черной земли. Мы начали спускаться. Защитная сфера словно лопнула и резкий ветер в отместку за то, что его не пустили во время полета на борт вертолета, разодрал синий туман в клочья, как сторожевой пес разрывает штаны на неудачливом воре. Летающая птица села аккуратно, без толчков и подергиваний.
Наш вертолет остановился на черной каменистой поверхности. Она выглядела окаменевшей ноздреватой губкой, тут и там валялись мелкие камешки. Я огляделся по сторонам. Ещё одна гора возвышалась вдалеке, словно огромный прыщ на лбу подростка, который должен вот-вот прорваться.
Каменистая площадка, где мы остановились, обрывалась с одной стороны и образовывала огромный круг внизу. С другой же стороны коричневая поверхность с черными проплешинами тихо спускалась вниз, к зеленеющему подножью. Всюду лежат обожженные валуны — как большой лошадиный навоз, как большая черная живучка. Край кратера растянулся на огромное расстояние, будто бортиком окружил арену, а в центре клокотала, бурлила и плевалась вверх алыми языками пламени жидкая кровь Земли.
— Эх, и ни хрена же себе, — выдохнул Малыш и этими словами выразил общее мнение.
Жар от лавы чувствовался даже отсюда. Мне как-то приходилось в прошлой жизни скрываться в кочегарке у доброго истопника дяди Жени. Истопник тем вечером испил плату за ночь от зашедшего гостя, и завалился спать. Мне же пришлось полночи подкидывать в гудящую топку уголь, чтобы отопление в больнице не упало, и истопника не выгнали с работы. Тот жар от топки как раз и напоминал воняющие химическим заводом волны, которые катились из центра кратера, когда ветер менялся и гнал их на людей. Слезились глаза, дышать было кисло. На головы сыпалась мелкая черная крошка. Пришлось включить фильтры костюма и заблокировать прямой доступ воздуха.
— Если и есть на свете ад, то вход в него начинается здесь, — пробормотала Шакко.
— Я знал, что будет жарко, но не думал, что именно так, — проговорил я задумчиво.
Сквозь дымок, идущий от лавы, я отчетливо видел, как вертолеты приземлились по четырем сторонам света на кратере. Крошечные фигурки выпорхнули из летающих птиц и тоже вступили на горячие камни.
— Это прибыли ваши противники. Пора представить себе тех, с кем вам придется сражаться за выход в финал, — проговорил Хамада. — С вами сегодня сойдутся американцы, норвежцы и испанцы. Весьма горячие ребята, должен вам сказать…
В это время из бурлящей лавы начало подниматься что-то невероятных объемов. Что-то такое, что могло запросто быть домом для тысячи семей. Если бы от четырех групп можно было провести прямые линии, то точно над их пересечением в воздухе задрожал светлый кокон, похожий на яйцо огромной курицы.
— Это что ещё за хрень? — я кивнул на возникший объект.
— Эта «хрень» у нас господином Абэ зовется, — проворчал Хамада. — Только он один появляется под токатту и фугу ре минор Баха.
Что? Господин Абэ? Но как? На международных военных играх? Что за херня?
Светлый кокон уплотнялся, приобретал знакомые черты лица. В воздухе загремела тревожная органная музыка. Играл орган, тяжелые, торжественные звуки должны подчеркнуть величие появления правителя годов Земли. Вот на коконе, под очередной грохочущий пик музыки, проявились глаза, черные, как застывшая лава по краям кратера. Прямой нос, узкие губы, мне даже удалось увидеть тонкую ниточку шрама, что спускалась от правого уголка, словно господин Абэ пустил слюну при виде курсантов и их инструкторов. Зачесанные назад седые волосы открывали большой лоб с глубокими бороздами морщин.
Вырисовывалось лицо человека, который привык повелевать. Вот оно, знакомое лицо, крутится над лавой, как курица-гриль на жаровне. И я точно знаю, что ничем хорошим это не закончится!