— Ну не надо, — с лёгкой улыбкой проговорил Гоэмон, — Ещё две осталось. А чего их жалеть? Отправляйтесь к сёстрам, мои дорогие.
Он взмахнул руками, отчего и остальные отеко присоединились к лежащим на полу. На то, которое осталось целым, он ещё и наступил.
— Бей посуду — я плачу, — проговорил я с ухмылкой. — Экий же ты…
— Ну да, жопорукий, — кивнул Гоэмон. — Что же с таким поделать.
— Только понять и простить, — снова вспомнил я присказку из своего мира. — Надеюсь, что мы когда-нибудь поймём и когда-нибудь простим…
— Я тоже на это надеюсь, друзья, — со вздохом проговорил местный аналог Робина Гуда. — Позвольте вам налить по новому отеко?
— Друг мой жопорукий, все-таки лучше не испытывать судьбу. Пусть разольет самый младший член нашей группировки, — остановил его Норобу.
Гоэмон посмотрел долгим взглядом в глаза Норобу, после чего сделал глубокий поклон:
— Оябун Норобу, ваша мудрость, прозорливость и доброта не знает предела. Я счастлив находиться под вашим началом.
— А я счастлив иметь в своём окружении таких доблестных воинов, полных чести и достоинства. И я больше чем уверен, что ты, мой новообретенный сын, оправдаешь моё доверие, — неторопливо проговорил Норобу, пока Такаюки разливал сакэ по новым чашечкам отеко.
— Тогда кампай, что ли? — спросил я. — Ведь с каждой секундой с поверхности сакэ испаряется один слой.
— Да, не стоит давать сакэ испаряться. Кампай! — поддержал меня Киоси.
— Кампай, — поддержали остальные.
После того, как рисовая водка обожгла наши внутренности, Гоэмон с виноватым видом собрал осколки и выбросил за дверь. Наше вечернее празднество продолжилось…
На утро нас разбудил не крик петуха, но громкие завывания вестника:
— Прибыл отряд госпожи Аки Тиба! Прибыл великий Хандзо Хаттори! Приветствуем же двух отважных воинов во дворце сёгуна Токугавы!
Мы вскочили, быстро протерли глаза. Гоэмон по своему обыкновению куда-то свинтил под утро. Мы остались вчетвером.
— Ну что, пошли, посмотрим в наглые глаза той кикиморы из-за которой мы здесь? — спросил я.
— Пошли. Я бы лучше посмотрел в её глаза, когда голова будет отделена от тела, — буркнул Норобу. — Но если мой самый любимый ученик оказался настолько слаб и беззащитен, что не смог удовлетворить мелкое желание сэнсэя, то придется сделать всё самому.
— Похмелье, сэнсэй? — спросил я. — Обычно подначки более качественные.
— С тебя и такого много будет, — хмыкнул он в ответ. — Ты и этого не заслужил…
— Ну тогда нужно отправиться и заслужить. Всё-таки это не дело — такие мелкие подначки слушать с самого утра. Я привык к серьезным вещам, после которых волосы подмышкой шевелятся, а это… Даже зевать охота…
— Не надо зевать, а то гнилые зубы видно, — хмыкнул Норобу. — Это не самое приятное зрелище.
— Вот, уже далекие отголоски подколов слышны. Того гляди и какого-нибудь червячка обидеть сможешь…
Такаюки с Киоси благоразумно не вмешивались в наш разговор. Между тем мы нарядились, а я ещё вдобавок надел заряженный до предела костюм. Ну да, пока я занимался любовью, а не войной, то укрепил солнечную батарею под стрехой дома и она спокойно аккумулировала энергию в костюм. Кимоно с широкими рукавами и большие штаны удобно скрыли присутствие костюма под тканью.
Мы ещё слегка оправились, как могли причесались, после чего вышли из дома, который на время стал нам прибежищем.
Перед дворцом сёгуна уже собралось немало народа. Люди прослышали про причину возвращения Аки Тиба издалека и постарались воочию увидеть возможный суд над подозреваемой в преступлении против императорского престола.
Император с императрицей на этот раз скрывались за полупрозрачными балдахинами, который скрывал их не только от жадных взглядов зевак, но и от разного рода мошкары вперемешку с солнечными лучами.
Зато сёгун грозно выступил вперед и старательно хмурил брови. Его золотистые доспехи пускали во все стороны зайчиков и своим ярким сиянием напоминали диско-шар под потолком ночного клуба.
Чтобы особо не рисоваться, мы встали чуть поодаль от общей массы народа. Вроде бы и в толпе, но всё-таки как бы сами по себе. При случае любой из нас мог выйти вперед и легко пройти на свободное место для дачи показаний.
Процессию с четырьмя конниками было видно издалека. В центре ехала пожилая женщина с горделивой осанкой. Знакомые волосы, похожие оттенком на вчерашнюю овсянку, свисали на плечи. Лицо сохраняло следы былой красоты, но на нем возрастная осень уже оставила следы в виде опавших листьев-морщин. Кимоно серого цвета было слегка скрыто под частью доспехов, словно она не боялась стрел и держала открытой грудь, зато по бокам и сзади кожаные ремешки удерживали металлические плашки, похожие на перья. Ноги и руки были тоже открыты. Хитро — впереди стрелу можно отбить, а вот важные органы закрыты.
Один конник ехал позади женщины, ещё двое самураев по бокам. Своеобразный конвой, вот только позади был скорее не самурай, а ниндзя. Вместо доспехов мужчина носил мешковатую серо-коричневую одежду. Уверен, что в складках одежды таилось много разнообразных сюрпризов, которые если не убьют, то по крайней мере огорошат пленницу, если та вдруг вздумает убегать.
Однако, судя по спокойному лицу женщины, убегать она не спешила. Аки Тиба ехала с достоинством, голову держала прямо. Словно её не на суд вели, а всего лишь выехала на конную прогулку в окружении вассалов.
— Вот же мерзость какая, — сказал стоящий рядом Норобу. — Ведь и смотрит так свысока, как будто окружающие всего лишь конские яблоки возле её ног…
— Как-никак помощница сёгуна, — проговорил Киоси. — Если бы не приказ императора, то и вовсе могла бы не вернуться сюда ещё полгода-год. А я бы всё это время куковал в Темнице Печали.
— Ну да ничего, сейчас ей хвост накрутят, — хмыкнул я в ответ. — А если не накрутят, то потом мы навестим и побеседуем о том, о сём.
Между тем процессия проехала по центральной аллее замка и остановилась на почтительном расстоянии от ступеней. Сёгун хмуро взглянул на свою помощницу.
— Господин Хаттори, почему госпожа Аки не закована в колодки? — громко спросил Токугава, всё также грозно хмуря брови.
— Господин Токугава, она сама согласилась предстать перед вашими глазами и дала слово ничего не предпринимать, — сказал человек в мешковатой одежде, который всё также оставался за спиной женщины. — У меня пока ещё не было повода усомниться в словах госпожи Аки, поэтому я разрешил ей не терять лицо и оставаться на свободе до тех пор, пока вы не вынесете решение относительно её судьбы. Я взял на себя ответственность за её доставку и уверен, что моё присутствие сдержит любого из присутствующих лучше любых кандалов. А также она поклялась…
— Господин Хаттори, мы с вами ещё поговорим по поводу вашего своевольства, — сощурился Токугава. — Неподчинение приказу очень сильно роняет вашу значимость в моих глазах.
Глаза Аки скользнули по нашей четверке и какое-то подобие улыбки появилось на лице женщины. Всего несколько секунд, но я больше чем уверен, что она была рада нас видеть. Ну да, своей радостью, вряд ли соединенной с человеческой…
— Господин Токугава, я поклялась на Дьявольском Шаре господину Хаттори, что не буду ничего предпринимать до тех пор, пока по своей воле не выйду из ворот вашего замка, — с поклоном ответила Аки Тиба. — И я сдержу своё слово, какими бы не были обвинения, направленные в мою сторону. Я знаю, что такое честь и достоинство!
Дьявольский Шар? То самое заклинание, которое не позволяет давшему клятву отступить в сторону? Неужели оно практикуется и в этом времени?
А вот голос был всё тем же шелестящим, как шепот ветра в густой траве. Он совсем не изменился — время не добавило на него морщин, как это было на лице.
— Что же, если вы использовали Дьявольский Шар, то это снимает часть вины с господина Хаттори, — произнес Токугава. — Но отступление от приказа господина всё равно скажется на вассале.